В 1840-х годах среди польских панов, проживавших в Париже, вошло в моду философское течение «Польша — Христос Европы». Поэт Адам Мицкевич писал: «И Польша сказала: «Всякий, кто придёт ко мне, будет свободен и равен, ибо я есмь свобода». Но короли, когда они услышали это, испугались в своих сердцах, и они распяли польский народ и положили его в могилу, крича: «Мы убили и похоронили Свободу». Но они воскликнули глупо.
Ибо польский народ не погиб. Его тело лежит в могиле; но его дух сошёл в бездну, то есть в частную жизнь людей, которые страдают от рабства в своей собственной стране… Ибо на третий день Душа вернётся в Тело; и восстанет Нация и освободит все народы Европы от рабства".
Ну а век спустя Уинстон Черчилль назвал Польшу «гиеной Европы».
Откуда же взялась польская «свобода»? Уже в XV веке королевская власть в Польше ослабла, и королей стали выбирать паны на сеймах.
7 июля 1572 году умер король Сигизмунд II Август, которого польские историки именуют последним из Ягеллонов, хотя он был потомком Ягайло лишь по женской линии.
Сразу же после смерти короля Сигизмунда польские и литовские паны развили бурную деятельность в поисках нового короля. В качестве претендентов на престол выступали шведский король Иоанн, семиградский воевода Стефан Баторий, принц Эрнст (сын германского императора Максимилиана II) и т. д. Неожиданно среди претендентов на польский престол оказался и царевич Фёдор, сын Иван Грозного. Царевичу тогда было 15 лет, а наследником престола числился его старший брат Иван (убит он будет лишь в 1581 году).
Однако избирательная кампания Фёдора Иоанновича сорвалась, как водится, из-за недостатка финансирования. Паны из Рады требовали огромные суммы у Ивана IV, не давая никаких гарантий. Царь и дьяки предлагали на таких условиях сумму в несколько раз меньшую. Короче, не сошлись в цене.
Затем радные паны решили избрать на польский престол Генриха Анжуйского, брата французского короля Карла IX и сына Екатерины Медичи.
И вот 21 февраля 1574 года в Кракове состоялась коронация Генриха. Однако через три месяца в Краков прибыл гонец из Парижа, сообщив королю о смерти 31 мая 1574 года его брата Карла IX и о требовании матери (Марии Медичи) срочно возвращаться во Францию. Поляки своевременно узнали о случившемся и предложили Генриху обратиться к сейму за согласием на отъезд. Что такое польский сейм, Генрих уже успел узнать, и счёл за лучшее ночью тайно бежать из Кракова.
К бардаку в Речи Посполитой все давно привыкли, но чтобы король смылся с престола — такого ещё не бывало. Радные паны чесали жирные затылки: объявлять ли бескоролевье или нет? Решили не объявлять, но дать знать Генриху, что если он через девять месяцев не вернётся в Польшу, то сейм приступит к избранию нового короля.
На выборах короля с XVI века повелось, что паны обращались к соседним монархам с просьбой поддержать нужного кандидата в короли. И вот с севера, запада или юга в Речь Посполитую с барабанным боем и развёрнутыми знаменами вступали стройные ряды «электората».
Выборы в 1697 году отличались лишь тем, что в них впервые поучаствовали и русские. 17 июня 1697 года в Польше две враждебные группировки устроили параллельно два сейма; один избрал королём принца Людовика, а другой — саксонского курфюрста Августа.
Петру I «петуховский» король явно не понравился, и он послал в Польшу «избирателей» — князя Ромодановского с сильным войском. Одновременно в Польшу с запада вышло саксонское войско. Франция была далеко, и на польском престоле оказался 27-летний Фридрих Август, получивший после коронации имя Август II. Он хорошо помнил фразу великого французского короля Анри IV — «Париж стоит мессы», и немедленно перешёл в католичество.
К Августу вполне подходит французская песенка про Анри IV: «войну любил он страшно и дрался как петух, и в схватке рукопашной одни он стоил двух». Август непрерывно воевал с 1686 года, то есть с 16 лет. «Ещё любил он женщин, имел средь них успех, победами увенчан, он жил счастливей всех». Современники насчитали у Фридриха Августа 700 любовниц и 354 внебрачных ребенка.
Воинственный и честолюбивый Август II решил вернуть Речи Посполитой захваченную шведами Лифляндию, а при удачном стечении обстоятельств — и Эстляндию.
30 июля 1698 года царь Пётр по пути из Голландии в Россию заехал в город Рава-Русская недалеко от Львова. Царь спешил в Москву казнить восставших стрельцов, но тут застрял на три дня. Причина уважительная — пьянка. Да ещё с кем — с польским королём Августом II Сильным! Монархи пили вдвоём, не допускались даже толмачи. Именно в эти три дня и был заключён устный союз против Швеции.
11 ноября 1699 года Пётр I официально заключил союз против Швеции с саксонским курфюрстом Августом. Нет, нет, здесь не опечатка.
Воевал с Карлом XII только король Речи Посполитой Август II, он же курфюрст саксонский Август I, а сама Речь Посполитая находилась в состоянии вечного мира со Швецией. Польский сенат отказался объявлять войну Швеции. Об этом глава польской католической церкви примас Радзеевский уведомил письмом короля Карла XII.
Юный шведский король, которого вся Европа, включая Петра Великого и Августа Сильного, считала если не сумасшедшим, то, по крайней мере, придурком, разбил русскую армию у Нарвы, а саксонскую — у Риги.
В самой Польше магнаты потребовали от Августа II созвать сейм. И вот 2 июля 1701 года в Варшаве открылся сейм. Примас Радзеевский, гетман Сапега и ряд магнатов потребовали от Августа вывести саксонские войска из Речи Посполитой и не призывать туда русские войска. Кое-кто уже готовил свержения короля Августа.
Шведская армия подошла к Варшаве, и Карл XII потребовал избрать нового короля — познаньского воеводу Станислава Лещинского. Паны дружно проголосовали.
Теперь в Речи Посполитой оказалось два польских короля и три иностранные армии — шведская, саксонская и русская. Шляхта почувствовала себя как в старые добрые времена — воюй с кем хочешь, грабь, насилуй. В 1703—1709 годах магнаты переходили с одной стороны на другую по пять и более раз.
В 1719 году дела шведов пошли совсем плохо, и король Стась драпанул в Париж. Там беглому королю в 1725 году удалось выдать свою дочь Марию за 15-летнего французского короля Людовика XV.
В январе 1733 года король Август II приехал на сейм в Варшаву, где и скончался 1 (11) февраля.
Франция уже давно плела интриги, чтобы вновь возвести на престол Станислава Лещинского, и немедленно отправила в Варшаву миллион ливров золотом.
25 августа 1733 года в Варшаве начался избирательный съезд. На подкуп «избирателей» Людовик XV отправил ещё 3 миллиона ливров. Большинство панов перешло на сторону Станислава Лещинского, но оппозиция тоже была сильна.
Увы, французский король слишком плохо знал и поляков, и русских. Судьба польского короля была решена не в Варшаве 11 сентября, а в Петербурге 22 февраля 1733 года на секретном совещании, собранном по приказу императрицы Анны Иоанновны.
Совещание приняло решение об интервенции в Польшу, то есть о введении туда «ограниченного контингента» войск в составе 18 полков пехоты и 10 полков кавалерии под командованием фельдмаршала Петра Ласси.
20 сентября 1733 года Ласси с «избирателями» подошёл к Варшаве. Стась и компания заранее бежали. И тут сейм из 60 панов единодушно проголосовал за курфюрста Саксонского, сына Августа II, который короновался под именем Август III.
Стась драпанул в Данциг, куда 11 февраля 1734 года прибыл русский генерал-аншеф граф Миних, тоже с «избирателями».
Людовик XV, узнав о вводе русских войск в Польшу, решил помочь полякам и велел послать туда Перигорский полк, а, немножко подумав, добавил ещё два. В апреле 1734 года на Балтику отправились 5 кораблей под командованием адмирала Барайя.
12 мая к Данцигу подошла французская эскадра. Французы высадили на Вестерплятте три пехотных полка — Блезуа, Перигорский и Ламарш — под командованием бригадира Ламмот де Лаперуза, всего 2400 человек.
Миних в подзорную трубу наблюдал высадку французов: «Какие красавцы!». Сзади роптали офицеры: «Надо атаковать, пока французы не все высадились!» Граф цыкнул: «Не мешать! Благодарю Бога. Россия нуждается в руках для извлечения руд».
И действительно, ровно через месяц, 12 июня, французские полки капитулировали, а еще через день капитулировал и данцигский гарнизон. Подавляющее большинство французов на родину не вернулось. Правда, в Сибирь из них попало не так много, а в основном они осели в Петербурге и европейских губерниях империи, став гувернёрами, поварами, кондитерами и сапожниками.
Станислав Лещинский бежал из Данцига, переодевшись мужиком.
Весь XVIII век Речь Посполитая находилась в стадии разложения. Королевская власть была чисто формальной. Роль сеймов в управлении страной тоже была невелика. Во-первых, не было сильной исполнительной власти, способной реализовывать их решения. Во-вторых, принцип единогласия при принятии решений — liberum veto — приводил к блокированию большинства предложений и прекращению деятельности этих «высоких собраний». Так, с 1652 по 1764 год из 55 сеймов было сорвано 48, причём одна треть из них — голосом всего одного депутата.
Польские паны считали себя не славянами, а сарматами — потомками малоизвестных историкам племён, кочевавших в IV-I вв. до н. э. от Дуная до Аральского моря. Идея «сарматизма» возникла в Польше в XIII веке. Паны ничего не знали о сарматах и выдумали «сарматские» одежды и обычаи.
Главное же, сарматы являются победителями мира. Ну, а польские хлопы, русские, немцы — это люди второго сорта.
Представьте себе такую ситуацию. Граф Безухов и князь Болконский затеяли между собой войну, набрали частные армии численностью этак тысячи по три штыков и сабель и учинили в Лысых Горах баталию с участием пехоты, кавалерии и, разумеется, артиллерии. Ну а князь Юсупов поселил у себя в подмосковном Архангельском какого-то проходимца, объявил его шведским королевичем и пошёл с навербованным им войском на Стокгольм менять не понравившуюся ему династию.
Подобное не придёт в голову ни одному из авторов столь любимых ныне фэнтези. Мало того, если кто-нибудь начнёт рассказывать такие байки о русских дворянах, его непременно отправят в психушку. Тогда как для польских панов всё вышесказанное было вполне обыденным явлением. Дело в том, что польское панство уже с XV века было настоящей бандой разбойников. Оно ничуть не изменилось и в последующие столетия, хотя научилось прекрасно говорить по-французски и отменно танцевать мазурку.
Польские паны соревновались в выдумывании квалифицированных казней как для своих крепостных, так и для просто проезжих людей, оказавшихся в пределах досягаемости их власти.
Из-за проклятой политкорректности до сих пор не написана история польского панства, и обо всей его мерзости мы узнаём лишь из деталей биографий знаменитых людей.
Вот, например, бежал от тирана — царя Ивана Грозного — в далёкую Польшу князь Андрей Курбский. Король Сигизмунд-Август щедро наградил изгнанника поместьями. Казалось бы, живи да радуйся, полемизируй с Иоанном Васильевичем. Не тут-то было. Бедолаге-князю пришлось вести тотальную войну с соседями — Александром Чарторыским (1565 год), Станиславом Матеевским (1567 год), Матвеем Рудомином (1569 год), Андреем Вишневецким (с августа 1570 по август 1575 года) и многими другими.
А может, просто паны не желали иметь соседа-москаля? Да нет, у них это было нормой поведения.
То же семейство князей Вишневецких в 1590 году объявило войну… Русскому государству за городки Прилуки и Сиетино. У польского короля был с царём «вечный мир», по которому Прилуки и Сиетино считались московскими землями. Но князьям Вишневецким король не указ. Они вели частную войну с московитами аж до 1603 года, когда царь Борис Годунов велел, эвакуировав население в глубь страны, оба городка сжечь.
Ну а как пан Юрий Мнишек приютил беглого монаха Гришку Отрепьева, а затем, собрав большую частную армию, пошёл на Москву, известно даже школьникам.
В течение всего XVII века в Малороссии с интервалами в 5−10 лет вспыхивали казацкие восстания. Начинались они одинаково. Служил пушкарём в частной армии польского магната казак Северин Наливайко. И вдруг он узнаёт, что принадлежащий его семейству луг захвачен польским шляхтичем, который к тому же приказал забить старика Наливайко насмерть палками. Следствием стала казацкая война 1595−1596 годов под руководством мстителя Северина.
А вот в 1640-е годы. Чигиринский подстароста поляк Даниэль Чаплинский напал на хутор соседа — сотника Богдана Хмельницкого. Там он украл «четыреста копен сена» и любовницу Богдана, а заодно насмерть запорол восьмилетнего сына сотника.
Богдан Хмельницкий оказался на редкость законопослушным человеком и пошёл по судам. Но на приговоры судов пан Чаплинский плевать хотел. В январе 1646 года сотник лично бил челом королю Владиславу на своего обидчика. Старый король лишь развёл руками: «Сам не могу ничего поделать с панами. А у тебя что, сотник, сабли нету? Эй, выдать Богдану добрую саблю!» Дальнейшее общеизвестно.
В XVIII веке наглость польских панов возросла ещё больше. С 1700 по 1794 год найдется едва ли два десятка лет, когда панство не воевало с… собственным королем! В Польше это называлось рокошем, а паны-рокошане считались уважаемыми людьми.
В 1793 году пан Лящ сшил себе кафтан из пергаментов, на которых были приговоры королевских судов о наказании его, Ляща, — от изгнания до смертной казни. И в сей обновке Лящ явился на королевский бал в Варшаве, где сетовал дамам, что-де его кафтан коротковат.
Риторический вопрос, могли терпеть подобное «гособразование» соседи? И, наконец, терпение их лопнуло — договориться с панами ни с помощью пушек, ни с помощью золота не представлялось возможным. В результате последовали три раздела Речи Посполитой между Пруссией, Россией и Австрией. Замечу, что в ходе этих разделов Россия не получила ни пяди земли с коренным польским населением. Все эти земли были населены православными людьми и ранее входили в состав Древнерусского государства.
Так сгинуло Польское королевство, и миру явился «Христос Европы».